Название: Just war
Автор:  Apple
Оригинальное произведение: Пираты Карибского  моря
Рейтинг: G (по крайней мере, пока)
Жанр: драма
Статус: незакончен
Дисклеймер: в чем смысл? Фанфик – мой. С героями что хочу, то и делаю. Претензий к ним не имею. Остальное меня мало интересует =)
Краткое содержание: события ПКМ-2, ПКМ-3 в несколько ином ключе и продолжение. Но, скажу честно, я не очень твердо знаю, чем все закончится.
От автора: с одной стороны, я просто проверяю, насколько верна мысль, что критик – это неудавшийся писатель =) С другой – пытаясь написать что-либо про одного из самых поверхностно описанных и превратно толкуемых героев, я неожиданно встретилась лицом к лицу с другим, незаслуженно обойденным вниманием… С него все и начнется.

Губернатор Суонн не просто хотел – он молился, чтобы история пиратства в его семье закончилась блестящим падением Джека Воробья в море. Он с великим отвращением замывал безразлично оставленные коммодором Норрингтоном «следы» - менял гарнизон форта, отсылал лишних свидетелей подальше, в отдаленные порты или и вовсе в глубь острова, пару недель, морщась от криков и протестов Элизабет, периодически таскал Уилли Тернера в тюрьму. Решению ставшего после того дня чужим и отстраненным  коммодора отправиться за Джеком Воробьем он был несказанно рад – особенно с учетом того, что коммодор прихватил с собой многих офицеров форта, свидетелей всех тех событий, о которых губернатору так хотелось забыть. Когда они отбыли, стало чуть-чуть спокойнее, хотя губернатор почувствовал легкую пустоту: он неожиданно вспомнил, что любил коммодора, а теперь исчезли последние, самые призрачные шансы на то, что Элизабет одумается. Уезерби Суон от отчаяния тянул время, ждал коммодора – а тот не возвращался и не возвращался. Понимая, как глупо на что-то надеяться, губернатор все же в глубине души лелеял мечту, что Элизабет если и не станет вдруг к коммодору благосклонна, то хотя бы выходить замуж за Уилли передумает. А ее одну, если она никак не будет связана со смутьяном-Тернером, он всегда сможет защитить, что бы ни случилось.
Когда в один хмурый, холодный и душный вечер коммодор объявился на пороге его дома, прервав затишье между двумя штормами, губернатор, едва взглянув на него, ахнул и схватился за сердце, сердобольно приговаривая: «Коммодор, как же вы…»
С обликом коммодора не произошло ничего особенного: он вернулся несколькими часами раньше, но был уже вымыт, побрит и соответственно Порт-Роялу и своему коммодорскому положению одет. Но тяжелый взгляд, круги под глазами и ставшие из четких резкими черты лица выдавали многое.
Эту перемену заметила и спустившаяся к ужину Элизабет, и губернатору показалось, что она почти рада видеть Джеймса – вот только она не знала, куда себя деть и что сказать, что бывало с ней редко, а он лишь изредка позволял себе взгляд в ее сторону. Они едва ли обменялись десятком коротких фраз.
Затем Элизабет извинилась и покинула их, поцеловав отца, а коммодор едва прикоснулся губами к ее руке, и, как показалось губернатору, даже не посмотрел ей в глаза. Он не был до конца уверен: если так, то это была дерзость, но, в любом случае, все для него стало окончательно ясно…
Норрингтон отстраненно и сухо рассказывал о неудачах на море – одна за одной, они укладывались губернатору в голову, а в сердце всплывала тем временем слабая тоска и забытый страх – страх того, что в один прекрасный день за его дочерью придут.
- Я потерял корабль и людей, сэр. Я не желаю набирать новую команду, которая бы знала, что прежняя кормит рыб. Я не желаю набирать новую, сам зная об этом. Я ухожу в отставку, губернатор Суонн, - заявил Норрингтон таким тоном, что возражать ему было совершенно невозможно.
На следующее утро Элизабет была бледна, и, узнав о спешном отбытии бывшего коммодора, губернатор Суонн взял себя в руки, запретил себе колебаться и дал свое согласие на женитьбу Элизабет и Тернера. На душе было тяжело, как будто он подписал им приговор. Он снова вспомнил, что любил коммодора.
И с тех пор губернатору казалось, что не было ни одного солнечного дня, все время шел дождь… до того самого Особенного утра, когда Элизабет, наконец, надела свадебное платье не ради примерки.
И губернатору тут же показалось, что что-то произойдет. Обычно так себя чувствовали перед свадьбой впечатлительные дамы, не верящие в собственное счастье: что-то произойдет, все не может быть так хорошо! – решают они. А на этот раз случилось у губернатора. С той не большой разницей, что у дамочек кошмары оставались в голове, а у губернатора они материализовались… в виде прибывающих в гавань кораблей под флагом, поразительно напоминающим Веселого Роджера.
Дальнейшее напоминало не то переворот, не то землетрясение – шум и беготня солдат, безразличных к крикам губернатора, так смешно и наивно требующего объяснений у развернувшейся вокруг него стихии Перемены Власти. Губернатор бежал по форту, придерживая парик, и задыхался от того, как вокруг него сбываются все самые худшие его опасения, про которые он даже думал шепотом…
Губернатор внезапно остановился… переломный момент. Его сложно предвидеть, а лавина событий мешает узнать его, когда он наступает, и только потом понимаешь его значение… но Уезерби Суонн почувствовал его сразу. «Представь, что ты уже мертв, - сказал он себе, - что ты никто и ничто… тогда, может быть, что-нибудь получится».
И тогда страх оставил его, он решительно двинулся вперед, но уже через десяток шагов, когда до Элизабет оставалось всего-ничего («Она там, пропустите, дайте пройти!» - потребовал он), был остановлен солдатами…
Но ничего не произошло. Совсем ничего, как будто перелома и не было… вот только в сердце рождалось неведомое чувство гнева, и Уезерби Суонн отдался ему полностью.
- Как вы смеете…Что за… Отзовите своих солдат! Вы слышите?! – выкрикнул он, найдя, наконец,  глазами того, кому был обязан переломом…
Тот самый обернулся, роняя с плеч плащ.
- Губернатор…
Что.
- Суонн…
Этот человек.
- Вот так встреча.
Здесь делает.
- Катлер Бекетт?.. – недоверчиво прищуриваясь, произнес губернатор. Ему не хотелось верить в то, что своим падением он будет обязан презираемому им выскочке и низкородному интригану. И что это за маскарад? Что за претензии на благородство? И чьи, черт возьми, духи перебивают легкий аромат духов его дочери?!
- Я теперь лорд, знаете ли, - объяснился тот с насмешкой… испортив тем самым последние остатки величия. Впрочем, кому была адресована насмешка – ему, губернатору, или же себе?
- Лорд Вы, или нет, - с раздражением начал губернатор, замечая, как оказавшийся вдруг непростым Бекетт сжимает губы, готовясь к ответному выпаду, - у Вас нет не основания, ни права на арест этого человека!
Хотя, конечно, есть. Конечно, есть. На что ты надеешься.
- Ну почему, - совершенно без эмоций сказал Бекетт. Видимо, ожидал более серьезного возражения. – Мистер Мерсер! Ордер на арест некоего Уильяма Тернера.
Губернатор едва не вырвал бумагу у нее из рук.
- Но… это ордер на арест Элизабет Суонн.
- Разве? Вот незадача, промашка. Арестуйте и ее.
На-ча-лось. Забудь про себя. Не все потеряно.
- Ага. Ордер на арест Уильяма Тернера, - обрадовано продолжил Бекетт, и шагнул вперед, помахивая бумагой, - у меня есть еще один, на арест некоего Джеймса Норрингтона… он здесь есть?
- Коммодор оставил службу несколько месяцев назад, - рассеянно сказал губернатор, стараясь собраться с мыслями.
- А мой вопрос остался без ответа…
- Лорд Бекетт, кстати, о вопросах, которые были заданы… - наконец, подал голос Уилли, попытавшись перенять насмешливую манеру изъясняться.
- Мы сейчас под юрисдикцией губернатора Ямайки, - подхватила Элизабет, - и вы должны сказать, в чем нас обвиняют…
Лорд Бекетт только слегка кивнул в сторону губернатора, все еще сжимавшего в руках приказы…
Губернатор опомнился и начал читать.
- Обвинение… участие в заговоре с целью освободить того, кто совершил ряд преступлений против короны… и был приговорен к смерти… что в…
- Что в свою очередь также карается казнью, - медленно и веско закончил Бекетт. – Вы помните пирата по имени Джек Воробей?
- Капитана! – в один голос откликнулись Уилл и Элизабет.
Лорд Бекетт удивленно вскинул брови.
- Капитан Джек Воробей, - повторила Элизабет, с ненавистью глядя в лицо Бекетту.
- Капитааан Джек Воробей, - язвительно повторил он, - я так и думал. Увести. Губернатор, где тут у Вас тюрьма?
Уезерби Суонн тем временем не мог оторвать взгляд от Элизабет. Под конвоем уводили его дочь и его жизнь. А он вспоминал всех тех, кто поспособствовал наступлению этого момента… Уилл Тернер, со своим дурацким героизмом, коммодор Норрингтон, с его небывалой порядочностью, Джек Воробей, с его абсолютным наплевательством… Венчал список Катлер Бекетт со своими солдатами… Было больнее всего от мысли, что все основания для ареста есть… его дочь приняла участие в освобождении Джека Воробья, сама, публично, демонстративно и добровольно – и ничего тут не попишешь… А он не смог сделать так, чтобы все умолкли.
Не все потеряно, - повторил он на всякий случай. Суд… без суда дело решить нельзя. А там он докажет, все что нужно, докажет.

***
Дальше наступили дни черные, но насквозь издевательски-солнечные.
Губернатор метался между своей резиденцией, новой резиденцией лорда Бекетта и тюрьмой. У себя делать было нечего, но там царил покой и затишье, и все как будто по-прежнему, у Бекетта было шумно и постоянно натоптано, сам Бекетт среди всей этой грязи был прохладен, но вежлив, и его слова ни капельки не помогали губернатору разобраться в его положении… Впрочем, как ему показалось, Бекетт ничего особенного не предпринимал: знакомился с чиновничеством и военными, определяя, к кому с какой степенью холодности относиться, слушал доклады по вопросам противодействия пиратству, бывал в порту, осматривая корабли, появлялся в свете…
А губернатор чувствовал, как от него постепенно отворачиваются его же подчиненные, разглядев в ничего не делающем лорде Бекетте новую силу, вероятный источник повышений, наград и прибавок… Единственное, свет посмотрел на лорда Бекетта с подозрением и прохладцей… Слухи о его неблагородном происхождении были даже  преувеличены, и светские дамы, обозленные на то, что идеального жениха из лорда не выйдет, держались на расстоянии. Но, предчувствуя скорый передел власти, уже готовились осторожно приглашать в гостиные.
К губернатору свет все еще относился с почтением и сочувствием, девушки передавали Элизабет слова поддержки, а мужчины предлагали адвокатов и, шепотом, помощь иного рода. Одно из таких предложений губернатор, не выдержав, принял…

***
А через пару дней Бекетт, наконец, освоился, осмелел и начал действовать. В тот день Уилли забрали из тюрьмы с утра пораньше, и губернатор видел его только издалека, когда явился. Пользуясь случаем, чтобы поговорить с Элизабет наедине… кхм, наедине – слишком сильно сказано, но все же – Уезерби Суонн поспешил внутрь.
- Папа, куда они его увезли? – встретила она его вопросом с порога.
Губернатор только вздохнул. Он уже привык, что Элизабет интересуется только Уиллом. Даже больше, чем собой – так она старалась показать себя неэгоистичной… Показать себе.
Но Уезерби Суонну легче от этого не было.
- Я не знаю, Элизабет.
Она отвернулась и нервно прошлась по камере.
- Элизабет… - начал он с упреком.
Она передернула плечами.
- Его же не могут казнить просто так, нет?
- Нет, дорогая, - мягко сказал он, чувствуя, что не в силах ни в чем ее упрекать.
- Я думаю, ему просто что-то нужно от нас, - сказала Элизабет, сосредоточенно изучая решетку. На отца она не смотрела.
Губернатор кивнул. Потом вспомнил, что Элизабет не смотрит на него, и добавил вслух:
- Да, вероятно.
Но она не знала, что бы это могло быть, а он был слишком занят мыслями о ней, чтобы думать еще и Бекетте, и разговор не пошел…
А Элизабет, имела бы она чуть больше внимания, испугалась бы того взгляда, которым смотрел на нее отец.
Уильям вернулся скоро, без кандалов и конвоя.
Губернатор в пол-уха слушал его разговор с Элизабет. Компас Джека Воробья? Странно, он думал о чем-то более весомом. И помилование… для одного. И ни Элизабет, ни Уильям даже не задумываются об этом… Оставить Элизабет в заложниках и отправить Уилла гулять по свету – вполне удачный ход. Хотя, пожалуй, стоило бы наоборот, почему Бекетт выбрал Уилла? Он ведь поусидчивей будет… Губернатор невесело усмехнулся. Они сейчас даже не думают о том, кому достанется помилование, даже не понимают, что оно - одно, и что с такими людьми, как Бекетт нельзя играть по их правилам… Они никогда не проигрывают и никогда не позволяют не проиграть другим.

***
Уильяму было непривычно чувствовать на запястьях кандалы, которые он же и ковал. Было странно видеть перед своими глазами решетку – того же изготовителя… Он начал даже задумываться о том, что, хотя в кузнице бывал все реже и реже, и, по возможности, тайно от Элизабет и, в особенности, от губернатора, раньше он все свое время посвящал шпагам, решетками и кандалам. Впрочем, иногда решетки были каминными, что позволяло назвать его профессию мирной…
Подумать об этом у него была возможность, ибо с Элизабет поговорить не удавалось: они были в разных концах коридора... При желании можно было докричаться – но общаться, не видя друг друга, при паре десятков заключенных, было как-то… неуютно. Сначала Элизабет кричала, что Бекетт за все ответит, и осторожно попробовала бросить в его адрес несколько не самых отчаянных матросских выражений. Уильям кричал ей, что совершенно согласен, но сейчас обсуждать это неуместно, и просил ее помолчать. Но, видимо, ее соседи объяснили это доходчивее и в более замысловатых выражениях, чем Уильям, и Элизабет замолчала только как следует с ними поругавшись.
Дальше он оказался на целые несколько дней предоставлен сам себе. Губернатор почти не удостаивал его вниманием. Он еще некоторое время ожидал визита лорда Бекетта, но и тот не  появлялся. Уильям подумал, что от скуки будет рад даже палачу, но про них как будто забыли совсем. Его слегка успокаивало то, что губернатор, пока они в тюрьме, скучать лорду Бекетту не даст, но вот повлияет ли это как-нибудь... Он засыпал, просыпался, кричал Элизабет, как у нее дела, получал злой сдержанный ответ, и погружался в собственные мысли. Больше ничего в этих днях не было.
Сам лорд Бекетт тем временем вступил в полосу неуемного раздражения каждой частицей окружающего мира. Первое увлечение Карибами прошло за несколько дней, а вот дел все еще было невпроворот, и становилось все больше и больше. Ситуацию усугубляло то, что проходной двор, в который его  кабинет превратился в первый же день, так проходным двором и остался. Бекетта это практически устраивало – он любил быть доступным, и еще больше любил, когда все происходило у него на виду, однако утомительно было сверх всякой меры. У него так и не хватило времени разобраться, его ли это кабинет, или же это штаб Ост-Индской Торговой компании: в ОИТК было распространено мнение, что штаб-квартира компании должна быть как можно более отдалена от резиденции ее представителя, однако лорд Бекетт эту практику не признавал, и, несколько мог, с ней боролся.
Резиденция губернатора была куда более пафосной, и имела более удобное и респектабельное расположение поблизости от форта, Бекетт же обосновался в гавани, у самой воды, того и гляди, волной смоет.
И в этом доме, в кабинете, трещавшем по швам от информации, Бекетту докладывали, что корабль «Черная Жемчужина» нашли где-то на берегу небольшого и практически не заселенного – по крайней мере, белыми – островка. Самого Джека Воробья на берегу искать опасались…
- Как всегда! – возмущался Бекетт, рассеянно, самым уголком сознания думая, что ведет себя как-то весьма уместно и совершенно неподобающе. – И как я мог забыть, что моряки на суше превращаются в существ неуклюжих, как морские коровы.
И вспомнил про чету Тернеров.
Так что, в конце концов за Уиллом все-таки пришли, дали привести себя в порядок, повезли куда-то из форта вдоль моря…
Дом, к слову, на Уильяма произвел впечатление муравейника. Присматриваясь, он замечал повсюду не просто дорогие, а роскошные вещи, но все в целом сколько-нибудь целостной картины богатства не составляло.
И уже через час в его кабинет лорда Бекетта без стука, без доклада ввалились два солдата и встали по обеим сторонам двери, а Бекетт даже не поднял головы, ни взглядом не ответил на эту бесцеремонность… к бесцеремонности он привык. Он любил ее в глубине души – любил также, как любил строить из себя маньериста… Безупречно прямая осанка, небрежные жесты, маска расслабленного высокомерия…  Впрочем, его редко хватало надолго – уставая, он мрачнел, растеривал насмешки и превращался в спокойного дельца, хваткого до сути. Итак, Бекетт не реагировал, Бекетт показывал Мерсеру документы…
- Лорд Бекетт! – бесцеремонно окликнул его младший офицер, не дожидаясь, пока тот закончит обращенную к собеседнику фразу… и встретил два взгляда. Один – лорда Бекетта, сощурившего глаза в немом вопросе «что-что?..». Второй – мистера Мерсера, расчетливый взгляд лицемера – «ну, это уж слишком».
- Заключенный прибыл, - объяснил офицер.
- Кандалы можно снять, - махнул рукой Бекетт, отпуская солдат, и тут же отвернулся, продолжил говорить с Мерсером, чей тяжелый взгляд все еще был устремлен к офицеру.
Уильям, все это время безуспешно пробуя поймать их взгляды, бросил это занятие и огляделся. Огромный кабинет напоминал берег, который только начали осваивать: кипучая деятельность, не до конца распакованные вещи… а на стене рисуют карту, и Уильям подумал, что карта здесь вещь едва ли не более важная, чем окно…
Сам он мог бы чувствовать себя нервно, вместо этого ощущал лишь абсолютное, безмятежное спокойствие, противоположное царившим в кабинете стихиям деятельности…
Наконец, Бекетт и Мерсер распрощались, кивнув друг другу, Мерсер удалился, задев Уильяма краем плаща, а Бекетт вздохнул, повел плечами – и как будто превратился в лорда. Не в насмешника, превращающего арест в спектакль – в человека, с чувством достоинства, не проходящим и тогда, когда он забывал о собеседнике, погружался в свои мысли…
- Мистер Тернер, тюрьма вас не портит, - начал он без тени насмешки, - доводилось бывать раньше?
- Да, приходилось, но до того как было установлено, что я невиновен. Могу я поинтересоваться, лорд Бекетт – это допрос?
Лорд Бекетт удержался от того, чтобы поморщиться – собеседник не уловил тона, решил поддерживать свое спокойствие легкой наглостью…
- Допрос? Нет, что вы. Допросы в тюрьме, а здесь – переговоры. Деловые переговоры.
- Каков же их предмет? – снова спросил Уильям, удивляясь, что Бекетт позволяет задавать ему вопросы.
Позволял, но отвечать не торопился.
- Губернатор, стало быть, счел вас невиновным? Что ж, допускаю, что он, вероятно, прав. И менее всего мне хотелось бы быть несправедливым в отношении человека, который может оказать мне помощь…
Бекетт неожиданно почувствовал, что совершенно не желает продолжать с Уильямом разговор. Ему вообще надоело говорить за сегодняшний день – он рад был бы слушать и слушать кого-нибудь... Но Уилли молчал, и приходилось придумывать разговор дальше.
- Ост-Индская торговая компания нуждается в вашей помощи, - сказал он наконец, наливая что-то в бокал, протягивая его Уильяму, но тот проигнорировал жест. Бекетт поставил его, взял свой и отошел к камину. – Выступите в роли ее представителя в урегулировании дела с нашим общим другом, капитаном Воробьем.
- С другом? Сильно сказано, Вы с ним знакомы? – плавно отреагировал Уильям. Он чувствовал, что говорит даже слишком плавно – и Бекетта это бесит.
- Довелось столкнуться в прошлом, – помедлив, ответил Бекетт и неосторожно добавил, – теперь каждый из нас отпечаток носит.
- Какой отпечаток остался у Вас?
Уильям увидел, что задел, кажется, то, что не следовало бы. Больше всего он удивлялся тому, что лорд Бекетт предыдущей своей фразой сам позволил ему задеть его. Он не видел для того особых причин, и, поверив в то, что Бекетт просто совершил небольшую ошибку, высказав мысли вслух, понял, что никакой ненависти, злости или страха к лорду Бекетту не испытывает.
- Вашими стараниями Джек Воробей на свободе. Прошу вас отправиться к нему и взыскать некоторое имущество, которым он владеет.
- Взыскать, - повторил Уильям, пробуя слово на вкус. И тоном человека оскорбленного уточнил, - С применением силы?
- Убеждением, - едва не поперхнувшись, ответил Бекетт, округлив глаза. Глупость какая-то. Он просит у какого-то мистера Тернера помощи в применении силы, конечно. Он даже передумал сообщать Тернеру, где нашли корабль Джека: справится и сам, и пусть заблуждается, насколько важен для компании…
Тернер успел заметить раздражение в его взгляде, сам понял, что сболтнул что-то неуместное.
Бекетт отошел к столу, долго искал что-то.
- Каперская грамота, - наконец произнес он вполоборота, не глядя на Тернера, демонстрируя четкий профиль, - эта бумага равносильна помилованию. Джек обретет свободу, станет капером на службе Англии.
- Чтобы Джек оценил королевскую службу как свободу? – удивленно вскинул брови Уилл, понимая, что каперская грамота, очевидно, должна послужить аргументом в переговорах с Воробьем, и добавил снисходительно - Вот уж сказки.
- Свобода, - с пренебрежением и горечью повторил Бекетт, скривив губы, - что такое эта свобода?
Здесь ему следовало обернуться, чтобы Уильям обнаружил в его взгляде заинтересованность, непонимание, желание услышать ответ и сам захотел отвечать, и Бекетт обернулся.
- Независимость, - предположил Уильям, встретив требовательный взгляд. Поняв, что этого слова явно недостаточно, неуверенно продолжил, - Возможность не… не выполнять чужую волю во вред себе или кому-либо другому. Не участвовать в чужих играх… Право самому определять, что делать завтра. Свобода от условностей.
- А условности эти – очевидно, закон и служба своему королю, - фыркнул Бекетт.
Уильям слегка смутился.
- Про Вас говорят, мистер Тернер, что Вы – сухопутная крыса, но, я знаю, вы бывали в море.
Уильям кивнул, проглотив «сухопутную крысу».
- Вы были в море и никому не подчинялись. Но теперь вы здесь, вы вернулись на берег. Почему?
- Я был кузнецом. Мне ближе земля и огонь, чем ветер и воздух, - почти мечтательно ответил Уильям, забывая, что всего четверть часа назад на руках его по приказу собеседника звенели кандалы.
- Вздор, - резко сказал Бекетт, - Вы просто хотите знать, что делаете сейчас и что будете делать завтра.
Тернер с удивлением посмотрел на него.
- Если никто не знает что это, почему он выбрал ее? – едва ли не с болью сказал он. По крайней мере, так показалось Тернеру, и он не нашелся, что ответить.
- К чему Вы клоните, сэр? – сказал он, испытывая едва ли не раздражение от того, что чувствовал: Бекетт говорит, совсем того не желая...
- А к тому, что свобода Джека Воробья – это боязнь смотреть на шаг вперед, страх за свою жизнь сегодня – и еще больший страх за эту жизнь завтра. Потому как она может оказаться уже не такой… И она окажется, очень скоро…
Бекетт развернулся и пошел на террасу. Уильям, оставшись без присмотра, не воспользовался возможностью прийти в себя, но последовал за ним.
- Джек Воробей – вымирающий вид, - сказал лорд Бекетт, не оборачиваясь, зная, что Уилл рядом, - Мир все теснее, белых пятен на карте все меньше… Джек должен найти место в мире или погибнуть. Ваши судьбы схожи, мистер Тернер.
Здесь он поймал взгляд Тернера, и больше не отпускал его.
- Вам и вашей невесте грозит виселица. – вкрадчиво говорил он, чуть приближая к нему лицо.
- Хотите взять и Джека, и «Жемчужину» - глотая возмущение, проговорил Уилл, отрываясь от светлых глаз лорда Бекетта, пряча взгляд в море.
- «Жемчужину»?.. – переспросил Бекетт, поворачиваясь к Уиллу.
- Имущество, коим он владеет, - все с таким же возмущением ответил он.
Бекетт едва не засмеялся, проникнувшись причиной недоумения Уильяма.
- Корабль? Что Вы. Нет, речь идет о предмете куда меньшем, но все же более весомом… О том, что Воробей постоянно хранит при себе. – внимательный взгляд. – о компасе.
Уильям сделал ошибку, снова поймался на этот взгляд. И сразу же отвернулся, делая вид, что не понимает, о чем речь, и, вообще, ничего не слышал.
- Аа, вы знаете о нем, - удовлетворенно произнес Бекетт и сделал шаг к Уильяму, наклонился к нему недопустимо близко.
- Привезите этот компас. Останетесь жить. – все тем же вкрадчивым тоном сказал он. Чуть отклонился, оценивая произведенный эффект, кивнул одобрительно и пошел прочь, никак не закончив разговор, оставив Уильяма размышлять.
Здесь было два пути: один в гавань, наружу… можно бежать. Но Элизабет остается. За ней можно вернуться, освободить ее с боем, но…
Второй – в кабинет. И этот второй должен бы быть ему противен – сделка с врагом, да еще сомнительного содержания… Но он не чувствовал никакого отвращения. Лорд Бекетт завораживал, и эффект был бы непреодолимым, если бы он забывал показывать опасные зубы хищника…
Уильям обернулся, готовя решение. Лорд Бекетт, как будто никуда не уходил, стоял прямо перед ним, скрестив руки на груди, подняв голову, прищурившись от солнца, ждал.
- Хорошо, - сквозь зубы проговорил Уильям. Он демонстрировал пренебрежение, не желая показывать, что поддался на обаяние лорда Бекетта…
Тот улыбнулся и открытой ладонью указал на свободную от всяких солдат дверь. Уже на пороге окликнул Уильяма.
- А какие у Вас, собственно, планы?
- На Тортугу… найду там его или его следы.
- Ничего не хотите попросить у меня?
- Корабль?
- Корабль не дам.
- Свидетельство?
- Свидетельство получите, когда вернетесь.
- Хм…
- Деньги, Уильям. Путешествия на кораблях нынче стоят денег. Если у вас, конечно, нет противоправных намерений… - и кинул Уильяму мешочек с монетами. Тот поймал… хотел было состроить оскорбленную мину, но строить было уже не для кого – Бекетт взялся за бумаги. Тернер тихо выругался и ушел. Дверь не закрывалась, поэтому хлопать ей было бы глупо…
Он был зол. Зол, что позволил Бекетту играть собой – хотя имел твердое намерение этого не допускать, и, казалось бы, ледяное спокойствие должно было ему помочь. Впрочем, как он с запозданием понял, ледяное спокойствие – не та вещь, которую можно противопоставить лорду Бекетту, который сам кого хочешь заморозит… Теперь же Уилл уходил и уносил в кармане его деньги. Это обстоятельство, впрочем, его не беспокоило.

Продолжение можно скачать в присоединенном файле