Она не может пошевелиться, хотя руки закоченели от холода, а неестественно выгнутая спина затекла. Кругом так тихо, что, кажется, слышно, как по темным углам скребутся пауки.

Грязные рыжие волосы растрепались, тени легли под глазами, обескровленные губы потрескались. Веснушки кажутся серыми на бледном, изможденном бессонницей и страхом лице. На грани обморока, охваченная липким ужасом, принцесса ждет, пока случится что-нибудь, что выведет ее из оцепенения.

На ее голое плечо опускается тяжелая горячая ладонь. От неожиданности принцесса вскрикивает, но крик застревает у нее в горле, превратившись в еле слышный хрип, который тише мышиного писка. Она ничего не слышала, и не почувствовала присутствия человека, который вышел из тени.

Время замедляет свой ход, и она успевает подумать об этой последней секунде, по истечении которой она перестанет принадлежать этому миру.

Но проходит эта секунда, за ней еще одна, и ничего не происходит.

С шумным выдохом она падает обратно на стул, не успев толком подняться.

- Я приняла Вас за убийцу, - шепчет она, закрыв глаза. Она тяжело дышит, словно бежала. Рука, что покоится на ее плече, перемещается чуть ниже, к ключице, а потом исчезает, и в тот же миг принцесса выпрямляет спину, будто избавившись от тяжелой ноши.

- Вы не ошиблись.

Носком сапога мужчина опрокидывает две свечи возле ее трона и каблуком давит фитиль раньше, чем загорается ковер. Становится еще темнее, и он, словно сотканный из этой темноты, бесшумно опускается на пол у ее ног.

Она открывает глаза. Она видит перед собой человека, которого узнала всего пару дней назад, - он незаметно вынырнул откуда-то сзади, из кружка чиновников, и занял место сначала справа и позади нее, а теперь у ее ног. Ему немного за тридцать, но он кажется старше. Он некрасив. Его движения неловки, порывисты и грубы, как у простолюдина. Движения не придворного и не танцора, но палача. У него голос старца и тяжелый взгляд исподлобья. Бесцветные глаза, привыкшие к темноте, к созерцанию пыток и мучительных смертей. То ли он шпион, то ли охотник на шпионов. Папист или истребитель папистов. Или все вместе.

Кем бы он ни был, он занимается ужасным, грязным делом, не достойным благородного человека. Жестокое лицо. Может быть, он находит удовольствие в том кровавом застеночном кошмаре, в котором живет.

- Почему я доверяю Вам? – тихо спрашивает она.

- Я помогу Вам пережить эту ночь, - в тон ей, еле слышно, отвечает он и загадочно, двусмысленно и дерзко поводит бровями.

Она медленно отпускает подлокотник своего стула и кладет руку на колено. Она случайно задевает одну из свечей, и становится еще темнее.

Она подается вперед.

- Меня мучает…, - шепотом говорит она, замирая на каждом слове и словно не решаясь излишне откровенничать с ним, - …ужасный страх, сэр. До рассвета еще шесть часов. Как бесконечно далеки мы пока от нашей цели.

Он берет ее руку - маленькую, сухую, холодную как лед ладошку - и сжимает с неожиданной силой.

- Я посажу Вас на трон…, - он говорит медленно, словно каждое слово дается ему с трудом, - …и не умру, пока не приведу Вас за руку к могуществу и вечной славе.

В глубине его глаз загорается слабое, нездешнее безумие. Может быть, так выглядит в его глазах вожделение. Решимость. Любовь. Или алчность, например. Ненависть. По его лицу ничего нельзя прочесть, а в глаза лучше не заглядывать. Он - закрытая пыльная книга, которой лучше вообще не касаться.

Она склоняется к его лицу.

- Почему я? – беззвучно шевеля губами, спрашивает она. Его дыхание обжигает ей лицо.

Он отпускает ее руку и поворачивается к ней спиной. Опершись на жесткий стул, который она занимает по праву рождения вместо трона, он запрокидывает голову назад и опускает ее на колени принцессы, утопая в блестящей алой парче. Она слышит, как под старомодной старческой одеждой бряцает оружие. Целый арсенал.

Он с наслаждением закрывает глаза. Он откидывается на ее острые, худые колени как на пуховые подушки.

- Если Вы переживете эту ночь, - тихо говорит он, и тут же поправляется, - если мы переживем эту ночь, завтра вы станете Королевой Англии.

Она судорожно сглатывает.

- Завтра, - продолжает он, не открывая глаз и словно глядя внутрь себя, - между нами ляжет пропасть, которую нам никогда не пересечь.

Повинуясь непреодолимому желанию, она опускает замерзшую ладонь на его лоб, и с его лицом происходит чудо. Оно расслабляется. Разглаживаются глубокие морщины. Так видно в полумраке, что он совсем не стар. Десяти лет нет между ними. Тридцать пять? Тридцать два?

С его губ срывается  вздох облегчения и, кажется, он вот-вот улыбнется. Он как будто спит у нее на коленях, запустив руку под плащ, но она знает, что его рука напряжена и сжимает рукоятку пистолета так же сильно, как минуту назад сжимала ее собственную ладонь.

Она проводит рукой по его волосам.

- Видите? – слабым, но отчего-то ядовитым шепотом произносит он. – Ваша царственная рука изгоняет моих бесов.

Шесть долгих часов до рассвета, - время в ожидании мятежа, кровопролития и смерти.  Последние свечи почти догорели. Их слабые блики играют на алой парче прекрасного платья и на молодом, некрасивом лице принцессы. Это умное лицо. Величественное, хоть и усталое. Умиротворенное.

Принцесса смотрит на свою тонкую белую руку, изгоняющую бесов. На лицо мужчины, блуждающего в потемках.